До 10 мая в Центре Творческих Индустрий «Фабрика» можно увидеть проект Тати Ворониной «руины.», посвященный хрупкости человеческого бытия, в зале «Артхаус». Основным материалом инсталляции стали три тонны фарфорового «боя» — изделия, получившие изъяны во время обжига и не прошедшие по ГОСТу. Своим проектом художница делает попытку подчеркнуть проблему мирового кризиса, фокусируясь на хрупкости всего живого. Чтобы разглядеть ещё больше смыслов в представленном проекта, мы поговорили с художницей.
«Однажды у меня разбилось сердце» — с этой фразы начинается и по сути заканчивается сопроводительный текст к вашей выставке. Можете ли Вы рассказать подробнее о том, как зародилась идея реализовать такой проект?
Идея проекта зародилась весной 2021 года, вспыхнув из мимолетного ощущения разбитого сердца. Она жила в моем сознании, как размещенная где-то на полу галереи/музея маленькая кучка битого фарфора со звуком сердцебиения внутри. С февраля 2022 года этот образ стал единственной опорной точкой посреди моих размышлений о жизни и искусстве. С тех пор он разросся до масштаба тотальной инсталляции.
Идея проекта зародилась весной 2021 года, вспыхнув из мимолетного ощущения разбитого сердца. Она жила в моем сознании, как размещенная где-то на полу галереи/музея маленькая кучка битого фарфора со звуком сердцебиения внутри. С февраля 2022 года этот образ стал единственной опорной точкой посреди моих размышлений о жизни и искусстве. С тех пор он разросся до масштаба тотальной инсталляции.
Внимание зрителей Вы фокусируете на важности человеческой жизни. Как Вы работаете с этой темой в своей художественной практике? Считаете ли Вы, что жизнь — это абсолют превосходящий над идеей?
На открытии выставки было много людей, которым хотелось бить фарфор и дальше, поэтому я не уверена насчет того, насколько мне удалось сфокусировать внимание зрителей на этой важности. Однако да, в сердце проекта лежит хрупкость и ценность жизни. Мне интересны глобальные понятия, относящиеся к нашему бытию — жизнь, смерть, любовь – и очень важно, чтобы в моих проектах мерцала реальность. Если с темами любви и смерти я уже работала, то проект о хрупкости жизни со мной случился впервые. Отвечая на Ваш вопрос об абсолюте: мы не знаем, что было первым — сама жизнь или идея о ней. Если исходить из той логики, которая нам доступна, то идея все же первична.
Являетесь ли Вы автором визуального языка экспозиции или это взгляд куратора?
Весь визуальный и концептуальный язык проекта — мой. Хотя я очень внимательна к любым комментариям на этапе создания работы и могу захватить мысли не только кураторов, но и совсем посторонних людей. Также я бы упомянула рабочих — ангелов, перед которыми стояла задача возвести холмы из кирпичного боя. В какой-то момент они сами начали делать кладки из кирпичей, чтобы набрать нужную высоту, а я просто одобрила их инициативу. В итоге это один из моих любимых визуальных элементов инсталляции.
Какой смысл носит разбитая посуда, представленная в перемешку с красным кирпичом?
Бой красного кирпича — это снесенный где-то в Бирюлево старый дом. Мне привезли его в то же утро, когда снесли. Судя по кирпичу, дом дореволюционный, так что мне повезло. А разбитый фарфор, посуда — это и есть наше хрупкое бытие; то, что окружает нас ежедневно — кружки, тарелки. Сломанный дом и разбитый фарфор. Мне кажется, что метафора этого сочетания говорит сама за себя.
На открытии выставки было много людей, которым хотелось бить фарфор и дальше, поэтому я не уверена насчет того, насколько мне удалось сфокусировать внимание зрителей на этой важности. Однако да, в сердце проекта лежит хрупкость и ценность жизни. Мне интересны глобальные понятия, относящиеся к нашему бытию — жизнь, смерть, любовь – и очень важно, чтобы в моих проектах мерцала реальность. Если с темами любви и смерти я уже работала, то проект о хрупкости жизни со мной случился впервые. Отвечая на Ваш вопрос об абсолюте: мы не знаем, что было первым — сама жизнь или идея о ней. Если исходить из той логики, которая нам доступна, то идея все же первична.
Являетесь ли Вы автором визуального языка экспозиции или это взгляд куратора?
Весь визуальный и концептуальный язык проекта — мой. Хотя я очень внимательна к любым комментариям на этапе создания работы и могу захватить мысли не только кураторов, но и совсем посторонних людей. Также я бы упомянула рабочих — ангелов, перед которыми стояла задача возвести холмы из кирпичного боя. В какой-то момент они сами начали делать кладки из кирпичей, чтобы набрать нужную высоту, а я просто одобрила их инициативу. В итоге это один из моих любимых визуальных элементов инсталляции.
Какой смысл носит разбитая посуда, представленная в перемешку с красным кирпичом?
Бой красного кирпича — это снесенный где-то в Бирюлево старый дом. Мне привезли его в то же утро, когда снесли. Судя по кирпичу, дом дореволюционный, так что мне повезло. А разбитый фарфор, посуда — это и есть наше хрупкое бытие; то, что окружает нас ежедневно — кружки, тарелки. Сломанный дом и разбитый фарфор. Мне кажется, что метафора этого сочетания говорит сама за себя.
Вы являетесь автором этих керамических изделий? Как вы нашли 3 тонны фарфора, из которого был создан проект?
Наверное, мне бы не хватило и двух жизней, чтобы самой сгончарить столько посуды. Но забавно, что в самом начале идеи я и правда собиралась сделать весь фарфор своими руками, а затем разбить. Найти так много фарфорового брака было довольно сложно. Передо мной также стояла задача с точки зрения логистики — я искала заводы, расположенные на приемлемом расстоянии от Москвы. В итоге я выкупила три тонны «боя» у одного подмосковного завода и привезла на «Фабрику» в 100 ящиках.
Как создавалась тотальная инсталляция? Вручную вы делали все сами? Или была команда, которая вам помогала?
У меня было несколько рабочих, которые все делали под моим руководством. Я отмечала на полу места, куда ссыпать кирпич; говорила, какую высоту надо набрать, какая форма холмов мне нужна. И дальше все корректировала, говорила: «Давайте вот сюда досыпем, а отсюда уберем». Где-то я поправляла холмы своими руками… но мне нельзя поднимать тяжелое, поэтому без рук помощников это все было бы невозможно. Фарфор сыпали из ящиков прямо на кирпич, затем я била его молоточком. В итоге знаю, где и как лежат многие битые композиции, как они рассыпались в разных местах. Отдельной историей было спрятать под фарфором все провода и колонки. Я сделала это сама в ручную, фактически выкладывая мозаику из черепков поверх проводов.
Изначально все фарфоровые предметы были разбиты и с дефектами? Расскажите в каком виде к Вам попали материалы.
Фарфоровый «бой» — это изделия, не прошедшие по ГОСТу и отбракованные. У таких изделий можно найти разные несовершенства: от скола или трещины до ручки под неверным углом. Иногда совсем непонятно, где именно брак. Вот их-то я и выкупила у завода еще в целом состоянии. Хотя по дороге в Москву что-то, конечно, побилось.
Наверное, мне бы не хватило и двух жизней, чтобы самой сгончарить столько посуды. Но забавно, что в самом начале идеи я и правда собиралась сделать весь фарфор своими руками, а затем разбить. Найти так много фарфорового брака было довольно сложно. Передо мной также стояла задача с точки зрения логистики — я искала заводы, расположенные на приемлемом расстоянии от Москвы. В итоге я выкупила три тонны «боя» у одного подмосковного завода и привезла на «Фабрику» в 100 ящиках.
Как создавалась тотальная инсталляция? Вручную вы делали все сами? Или была команда, которая вам помогала?
У меня было несколько рабочих, которые все делали под моим руководством. Я отмечала на полу места, куда ссыпать кирпич; говорила, какую высоту надо набрать, какая форма холмов мне нужна. И дальше все корректировала, говорила: «Давайте вот сюда досыпем, а отсюда уберем». Где-то я поправляла холмы своими руками… но мне нельзя поднимать тяжелое, поэтому без рук помощников это все было бы невозможно. Фарфор сыпали из ящиков прямо на кирпич, затем я била его молоточком. В итоге знаю, где и как лежат многие битые композиции, как они рассыпались в разных местах. Отдельной историей было спрятать под фарфором все провода и колонки. Я сделала это сама в ручную, фактически выкладывая мозаику из черепков поверх проводов.
Изначально все фарфоровые предметы были разбиты и с дефектами? Расскажите в каком виде к Вам попали материалы.
Фарфоровый «бой» — это изделия, не прошедшие по ГОСТу и отбракованные. У таких изделий можно найти разные несовершенства: от скола или трещины до ручки под неверным углом. Иногда совсем непонятно, где именно брак. Вот их-то я и выкупила у завода еще в целом состоянии. Хотя по дороге в Москву что-то, конечно, побилось.
Изначально Вы хотели сопроводить инсталляцию звуком биения сердца, но по итогу в зале звучит звук разбивающегося фарфора — почему было принято такое решение?
Это решение было принято на шестой день монтажа, когда я услышала, как бьется в зале такое количество фарфора. Я позвала своего оператора и подругу-фотографа, и мы задокументировали, как я 18 минут подряд разбиваю изделия. Микрофон-петличка был закреплен прямо на мне, поэтому звук получился идеально чистым — эта запись и стала финальным звуковым сопровождением инсталляции. Мне было сложно принять решение о такой замене, ведь уже несколько лет подряд я жила с мыслью о другом звуке для инсталляции — собственного сердцебиения, записанного осенью 2022 года в арт-резиденции в Каталонии. Но иногда лучшие решения принимаются в последний момент и ценой отказа от того, к чему ты сильно привык.
В каких медиумах Вы обычно работаете?
Я начинала с живописи и продолжаю ей заниматься, как своей базовой «любовью». Но прямо сейчас я на этапе, когда меня интересуют искусство инсталляции, перформанс и видео. Проекты, которые находятся у меня в разработке и «на бумаге» — все в этих жанрах.
В каком формате можно приобрести в личную коллекцию Ваши произведения? Этот проект является единым произведением или можно приобрести какую-то отдельную составляющую?
Да, тотальная инсталляция — это всегда единое произведение, однако в моем случае в нем есть отдельные составляющие, которые действительно можно было бы приобрести. Например, отдельная работа-блюдце «89 секунд до полуночи», запись звука, видеодокументация перформанса «18 минут», где я бью фарфор; фото-документация или мои эскизы к проекту.
Это решение было принято на шестой день монтажа, когда я услышала, как бьется в зале такое количество фарфора. Я позвала своего оператора и подругу-фотографа, и мы задокументировали, как я 18 минут подряд разбиваю изделия. Микрофон-петличка был закреплен прямо на мне, поэтому звук получился идеально чистым — эта запись и стала финальным звуковым сопровождением инсталляции. Мне было сложно принять решение о такой замене, ведь уже несколько лет подряд я жила с мыслью о другом звуке для инсталляции — собственного сердцебиения, записанного осенью 2022 года в арт-резиденции в Каталонии. Но иногда лучшие решения принимаются в последний момент и ценой отказа от того, к чему ты сильно привык.
В каких медиумах Вы обычно работаете?
Я начинала с живописи и продолжаю ей заниматься, как своей базовой «любовью». Но прямо сейчас я на этапе, когда меня интересуют искусство инсталляции, перформанс и видео. Проекты, которые находятся у меня в разработке и «на бумаге» — все в этих жанрах.
В каком формате можно приобрести в личную коллекцию Ваши произведения? Этот проект является единым произведением или можно приобрести какую-то отдельную составляющую?
Да, тотальная инсталляция — это всегда единое произведение, однако в моем случае в нем есть отдельные составляющие, которые действительно можно было бы приобрести. Например, отдельная работа-блюдце «89 секунд до полуночи», запись звука, видеодокументация перформанса «18 минут», где я бью фарфор; фото-документация или мои эскизы к проекту.
